Снова день как в тумане, снова сил хватает ровно на то, чтобы на людях казаться нормальным человеком и изредка шутить. Но теперь шутки становятся мрачнее и реже. Чаще хочется просто молчать и выполнять действия, которые от меня ждут согласно предписанной роли. Ничего нового.
Раньше, по дороге на работу я часто думал, почему все же журналистика? Почему она мне нравится? Что такого для меня в этой профессии? Один из ответов лежит на поверхности. Мне было бы в стократ сложнее работать клерком или на заводе, выполняя каждый день одну и ту же монотонную работу, суть которой не меняется годами. По идее в журналистике также. Одна и та же монотонная писанина по заранее заданной структуре. Однако входя в редакцию, я не могу предположить, что меня ждет, какие события произойдут в городе, стране, в мире. Я к ним зачастую не готов. Иногда они разрушают. Но мне нравится эта новизна. Мне нравится узнавать новое, открывать для себя какие-то забавные и интересные моменты. А тем более о них рассказывать.
В глубине же ответ на вопрос, почему журналистика, подразумевает обучение людей, рассказ правды, наставление так или иначе, косвенная помощь. А что в этой профессии для Ани? Я могу лишь догадываться. И мне кажется, наши ответы во много совпадают. Не стопроцентно, но в чем, то, да. Ей тоже претит монотонная работа. Помню, как она без сил приходила после Чибиса и Гостиницы. И тогда я корил себя за то, что не мог ее достойно поддержать, придать нужных сил. Однако после того, как она пришла в редакцию, она преобразилась. Для нее многое было новым, не говоря уже о новизне новостей (прости за тавтологию), зато эта перемена пошла ей на пользу, что ли. А как теперь? Нашла ли она ответ на этот вопрос? Вряд ли она работает в бредакции и занимается всем этим только из-за того, что в городе нет другой работы.
Я часто размышляю над этими вопросами и мысленно взываю к ней. Тем более, когда я привел ее в то место, куда звал сотни, если не тысячи раз. Пусть она пока здесь не работает, но я чувствую ее присутствие. Оглядываюсь на дверь в ньюсрум и вижу там ее, предвосхищаю, что вот-вот и она задет. В роли редактора, разумеется, что уж. Вспоминаю, с каким взглядом она смотрела на помещение, вещи. Хоть и с частичкой боли и тоски, но ей понравилось. И приходя по утрам на смены, в тот момент когда включается система, я откидываюсь на спинку кресла, закрываю глаза. И чувствую как Аня с теплотой кладет на мои плечи свои руки, как скользит ладонями по моим рукам, как обнимает сзади и целует. И слышу, как она желает мне хорошей смены. Так я представляю, свое идеальное утро на работе.
Серость сегодняшних дней сейчас скрашивают несколько вещей. В первую очередь это записи Ани, видеозаписи и посты в дайрике, а также в инсте. Как полоумный обновляю по сотни раз на дню, в надежде увидеть слова, обращенные мне, ее теплое внимание, ее обращение "Родной мой"... Спасибо за это, Хорошая моя. Во вторую очередь — сны. Сегодня мне приснилось, что я приехал в Кемерово к ней. Гуляли под синем солнечным и теплым небом, несмотря на то, что на дворе был снег. Но нам было тепло, потому что мы были вместе. Это непередаваемое словами ощущение, когда мы стоим обнявшись и понимаем общность, чувства друг друга будто резонируют в нежности и единстве. Не знаю, как описать. Буду думать. И теперь меня не оставляет мысль о поездке. Я знаю, что вряд ли, если я самовольно, не предупредив ее, приеду, то из этого выйдет что-то хорошее, поэтому не стану предпринимать ничего пока не будет четкой оформленной мысли в нашем диалоге. Просто хочется тепла в родных руках Аньгела. И я знаю, что такое ощущение, ощущение единства в объятиях (например, тогда на пирсе в 2015 году, когда тихонько пели Луч Солнца или на концерте Эпидемии) лечит и тело, и душу. Мне кажется, этого так не хватает ей.
Сейчас Аня болеет. И мне чертовски не по себе. Хочется позаботиться о ней. Позаботиться так, как заботилась она обо мне, отдавая этому процессу всего себя. И пусть опять же это будет выглядеть нелепо, но я готов носиться с таблетками, упрашивать выпить мерзкий порошок, укутывать ее в одеялко, когда она уже с раздражением и гневом отталкивает меня, потому что задолбало, носиться с куриным бульоном и цитрусовыми, смешить ее дурацкими и сомнительными шутками, следить за температурой, в том числе и в комнате, проветривать, делать удобнее свет, да и вообще быть рядом на случай этой жизни, не на всякий, конечно, но на все случаи этой жизни. Держись, Любимая моя. Надеюсь, что этот ворох теплых мыслей скажется тебе положительно. Обнимаю тебя и целую, не боясь заразиться.